Он первым получил нейтральный статус и уже собрался побеждать на Олимпиаде в Париже, но его ждало глубокое разочарование. Как ему дали понять, что от Парижа надо отказаться, почему наш чемпион проигрывает иностранцу в медиа и почему не надо осуждать «Игры на стероидах», в откровенном интервью Спорт рассказал олимпийский призер и чемпион мира по плаванию Иван Гирев.
“В мире нас пока не очень уважают”
— Что в этом сезоне для вас важнее — медаль чемпионата мира или само возвращение на международную арену?
— Наверное, медаль. Потому что и до этого нам предлагали те же самые условия, просто мы на них не соглашались.
— А что изменилось, почему в итоге согласились и поехали?
— Думаю, больше всего сыграло руководство. Новые люди оказались более заинтересованными в том, чтобы мы продолжали выступать. Параллельно они занимались договоренностями с международными федерациями, улучшали условия. А мы продолжали карьеру, не застаивались. В целом, на международной арене пока нас не очень уважают. Но мы отстаиваем свои права тем, что выступаем и побеждаем.
— Вы сказали, «не очень уважают».
— Я имел в виду именно условия (нейтральности). Мы в этих статусах работаем с тем, что есть. Хорошо уже то, что хотя бы так.
— У вас был перерыв в карьере с апреля 2024 года по январь, если не ошибаюсь?
— Да.
— Травма серьезная?
— В целом нет. Физически ничего не ломал, не ударялся, мог плавать и тренироваться. Это была травма после перенесенного ковида, который я толком не лечил. Симптомы догнали меня через какое-то время — из-за постоянного стресса и нагрузок ситуация усугубилась.
— Что оказалось сложнее — физически или морально?
— Наверное… сначала физическое, а потом уже психологическое. Одно другое догнало. Просто так сложилось: сначала я выпал именно физически, но не сдавался. А потом пришлось немного отойти, и тогда уже начало морально давить — то, что нет возможности показывать хорошие результаты из-за травмы.
— Не было мыслей завершать карьеру?
— Наверное, такие мысли все же были — ведь все происходило в моменте: я чувствовал себя плохо, а каждый день нужно было приходить и работать. Как будто лестница передо мной строится в воздухе: я иду и не знаю, будет ли следующая ступенька. Это было неверие, что получится восстановиться, а не усталость от самого плавания.
— То есть вы не выгорели от плавания?
— Нет. Многие говорят «я больше в бассейн не зайду», но я люблю это дело и кайфую от процесса.
— Юлия Ефимова не скрывала, что взяла паузу именно потому, что не видела мотивации продолжать в условиях отстранения.
— У меня все иначе. Я был одним из первых, кто получил нейтральный статус. Поэтому рассчитывал, что поеду в Париж, что отберусь и буду достойно выступать. Я еще сильно зацепился за незакрытые гештальты после Олимпиады. С 2021 по 2023 годы был сильно увлечен тем, чтобы еще точнее понимать себя, и как мне нужно тренироваться индивидуально. В 2023 году это дало результат, поэтому отказываться от нейтрального статуса не было причин.
— Пытались ли вас уговорить не получать нейтральный статус и не ехать в Париж?
— Сначала это были просто разговоры. Не навязчивые. Тренер мой был лоялен в этом плане. Люди, которые меня поддерживали, тоже остались на моей стороне. А когда дело шло к чемпионату России, начались конкретные заявления: если я продолжу двигаться в том же направлении, к Парижу, то, скорее всего, в сборной для меня все закончится. Это если вкратце, без учета санкций, которые хотели наложить.
— Примерно в тот период Ефимова получила нейтральный статус и открыто заявляла, что будет отбираться на Олимпийские игры. Она не говорила, что могут последовать какие-то санкции. В чем дело?
— Тут сложно сказать. Я не могу думать за тех людей, которые все это говорили, и почему отношения были разные. Это уже случилось тогда, когда я отменил свой статус. Юля не отобралась на Олимпиаду. Федерация, наверное, понимала, что она просто не успеет, и, возможно, поэтому ей ничего не говорили.
Почему Маршан популярнее Рылова?
— Если говорить про медийное продвижение, есть большая разница, как это работает у нас и в США. Почему российские бренды не заинтересованы в сотрудничестве с нашими пловцами?
— Это вопрос я задавал Владимиру Предкину, генеральному директору Mad Wave, компании по плавательному снаряжению. И он ответил примерно так: нам не особо интересно работать со спортсменами напрямую. Нам выгоднее сотрудничать с бизнесом — со школами, соревнованиями, федерацией. Со спортсменами же — это небольшое продвижение, эффект ограниченный. Последний, кто у них был на контракте, — вроде Вова Морозов. Но даже он, будучи одним из самых известных российских пловцов того времени, по мнению компании, не приносил ожидаемых результатов.
— А как получается, что, например, страница Леона Маршана в соцсетях набирает миллионы фолловеров, и он подписывает контракты с Louis Vuitton? Или Саммер Макинтош — первая в плавании, кто подписал контракт с Red Bull. Да, громкие имена, серьезные связи, много медалей Олимпиады. Но ведь после Токио у нас Евгений Рылов привез две золотые медали — тоже звучное достижение.
— Да, я понял, к чему вы ведете. По спортивным результатам он вполне сопоставим с теми, кого вы назвали, но в медийном плане — это небо и земля. Иногда даже не нужно быть самым титулованным, чтобы заключать серьезные контракты и комфортно развиваться в онлайн-сфере. Это уже не раз доказано. Не всегда то, насколько ты крут в плавании, влияет на то, насколько ты популярен в сети. Здесь важно, как ты преподносишь себя людям — интересно ли им следить за тобой, за тем, что ты делаешь.
А вот почему, например, Леон Маршан набирает миллион подписчиков после Олимпиады, выиграв три золотые медали, а Евгений Рылов, завоевав две, — около пятидесяти тысяч? У него, по-моему, до Олимпиады было тысяч десять-двенадцать, потом стало пятьдесят. То есть 50 тысяч против миллиона с лишним — разница колоссальная.
Наверное, все-таки дело в языке. Мы очень мало контактируем с миром в целом. Не даем международных интервью, у нас нет глобальных коммуникаций. Леона можно увидеть, условно, в программе на NBC — и человек из Америки, Австралии или Европы поймет, о чем он говорит. А эфир на российской канале вряд ли кто-то за границей найдет. Если бы Женя выходил на международные площадки, активно работал с иностранной аудиторией, думаю, он был бы гораздо популярнее.
— Приглашали ли его на эти международные площадки?
— Да, и приглашений-то нет…. Самому навязываться… не то чтобы зазорно, но для этого нужен личный менеджер. Когда ты пишешь сам, вероятность, что тебе ответят, почти нулевая. Поэтому мы, можно сказать, вне этой большой игры.
— А в целом, насколько комфортно быть публичным человеком? Не мешает ли это?
— Не знаю… В 2021 году мне, наоборот, понравилось внимание, которое ко мне было. Даже если бы оно было негативным — все равно. Не знаю, как у Юлии Ефимовой, но когда было много негатива вокруг ее возвращения — не все ведь были этому рады, — спрашивали: «Зачем? Почему?» Возможно, это доставляет неудобства. Но все равно — это внимание. Даже если к тебе приходят просто вылить негатив — да, неприятно, — но и это поднимает охваты.
“Если бы я завершал карьеру, но согласился бы на “Игры на стероидах”
— К сожалению, самый большой охват всегда поднимают истории с допингом. Сейчас активно обсуждается так называемые «Игры на стероидах» (Enhanced Games), которые пройдут в Лас-Вегасе. Как вы относитесь к этому формату соревнований?
— Честно? Я вот написал Бену Прауду, что он самый мускулистый парень из тех, кого я знаю, и рад за то, что он двигается вперед. А если серьезно, я не против этих соревнований. Я не то, чтобы поддерживаю, но и не осуждаю. Мне понятна сама идея их позиционирования. Люди стремятся к высоким результатам. Те, кто организует эти Игры, видят несовершенство существующей системы. Потому что спорт не идеален. Не все чистые, и это правда.
В целом, в плавании, я могу сказать точно — у нас все чисто. Они (создатели Enhanced Games) создали поле для реализации возможностей людей, которые действительно хотят результата, но выбирают путь через запрещенные вещества. И я не могу сказать, что это «плохо». Если люди осознанно идут на это — пожалуйста, пусть делают. Их никто не обманывает. Никто не скрывает, что после этого могут быть последствия — для здоровья, физического или ментального. Но если человек хочет — это его выбор.
Да, там заманивают большими контрактами, но это уже личная ответственность каждого. Кому-то нормально рискнуть здоровьем ради условного миллиона — но ведь не факт, что он вообще его получит. Это, можно сказать, компенсация рисков. Организаторы не могут взять на себя ответственность за тех, кто соглашается участвовать. Но и люди не должны винить организаторов: им предложили — а идти или нет, каждый решает сам.
И важно, что эти Игры изначально не претендуют на то, чтобы заменить традиционный спорт. Они не конкурируют с Олимпийскими играми и системой «чистого» спорта. Они просто говорят: «Мы занимаемся своим делом».
— А вы будете смотреть трансляции, если они состоятся?
— Думаю, да. И не только я — многие посмотрят. Мне самому интересно увидеть, как это все будет происходить. Потому что такого события еще не было ни в одном виде спорта. Это уникально, и, с точки зрения зрителя, конечно, любопытно.
— Если бы вы не продолжили карьеру, согласились бы на такую авантюру?
— В целом, если рассуждать логично: если бы я точно знал, что карьеру закончил и возвращаться не планирую, то, наверное, да — согласился бы. Мне было бы интересно. Но там ведь нельзя просто «принять участие, очиститься и потом вернуться». Это исключено. И как раз некоторые могут думать, что можно схитрить — сейчас выступить, потом «очиститься» и вернуться в большой спорт. Но не факт, что последствия действительно проходят бесследно.
Организм все равно меняется, и это остается. Поэтому я считаю, что если ты участвуешь в таких Играх, то это, скорее всего, и должна быть финальная точка твоей профессиональной карьеры. Дальше — уже мастерс, шоу, все, что угодно, но не официальный спорт. После этих Игр дороги назад нет ни по человеческим, ни по документальным, ни по идеологическим причинам.
“Я уверенно иду к Лос-Анджелесу-2028”
— Понятно, что до Олимпиады в США еще далеко, но есть ли нацеленность на нее?
— Да. Ожидания есть, и все складывается к тому, что я уверенно иду на 2028 год. Те сомнения, которые мучили меня в январе этого года, уже прошли.
— И о ближайших планах. Вы не поедете на первый этап Кубка мира в США?
— Не поедем.
— Из-за того, что далеко лететь, или дело в визах?
— Сингапур тоже не близко, так что не в расстоянии дело. Просто есть определенные ограничения со стороны посольств, которые не позволили нам вовремя получить документы для поездки. Возможно, нужно было заняться этим заранее, но мы были полностью погружены в подготовку к чемпионату мира, и не могли отдать документы в посольство вовремя. Более того, сделать это на территории России сейчас тоже нельзя. Поэтому, наверное, с организационной точки зрения, учитывая сроки и значимость тех стартов, было принято решение, что лучше нам спокойно тренироваться, чем тратить время на оформление виз и перелеты в Европу и обратно. Это все равно помешало бы тренировочному процессу.
Так что, да — в организационном плане это просто невыгодно ни спортсменам, ни федерации. Мы к этому относимся спокойно. Федерация распорядилась временем рационально: лучше тренироваться и готовиться к крупным стартам на нашей территории.
— Какие тогда планы на сезон?
— К сожалению, не только этапы Кубка мира проходят мимо нас, но и, скорее всего, с вероятностью почти 100% — чемпионат Европы в декабре в Польше. Опять же, из-за визовых ограничений.
— Тогда какие у вас личные планы?
— Основные — чемпионат Европы, который будет в 2026 году, чемпионат мира в Пекине, и этапы Кубка мира, которые будут объединены под названием «Шелковый путь» и пройдут в Азербайджане, Узбекистане, Казахстане. Основной настрой все-таки был на Европу, и, если туда не поедем, тренировки просто продолжатся. Параллельно будем участвовать в других соревнованиях.
Свежие комментарии