Русская легенда мирового тенниса претендует на включение в Международный зал теннисной славы. Как она была решалой в спортинтернате и буллила мальчиков, а в итоге оказалась в одной компании с великим Федерером, зачем Кафельников отговаривал ее возвращаться в Россию, и ухаживали ли за ней испанские мачо, откровенно рассказала в интервью Спорт Светлана Кузнецова, спортсменка с удивительно тонким чувством патриотизма.
«Тренер сказал, что буду в топ-20. Я ему: «Ты сумасшедший?»»— Номинация в Зал славы в одном ряду с вашим любимым Роджером Федерером. Каково это?
— Мне один приятель недавно напомнил, что победный путь Федерера начался на US Open. Его первый успех совпал с моей победой там же. Его первый «Ролан Гаррос» был также вместе с моей победой в Париже. И сейчас быть номинированной с ним рядом — огромная честь. Вдруг это случится, и мы вновь увидимся, теперь в Зале славы.
— По правилам для включения в Зал славы должно пройти пять лет с момента завершения карьеры. Официально вы еще не объявляли об этом.
— И не объявляю. А меня никто не спрашивал. Они просто меня номинировали. Класс! А зачем сейчас делать какие-то заявления? Я еще не приняла окончательное решение.
— То есть еще рассчитываете, что сможете вернуться?
— Я знаю, что смогу. Просто пока не понимаю, буду возвращаться или нет. Зависит от состояния моего тела и моего желания. Пока занимаюсь другими проектами и чувствую себя комфортно. Я объявлю, когда будет принято окончательное и бесповоротное решение.
— Чем сейчас занимаетесь?
— Готовлю к запуску очередную коллекцию одежды с Bosco. Активно сотрудничаю с Департаментом Транспорта Москвы — сейчас открыли прекрасный корт для сотрудников департамента, а в следующем году запустим еще один большой объект на ВДНХ. Я отвечаю за подбор тренеров по ракетлону и их обучение, принимаю участие в строительном процессе и произвожу одежду для тренеров и персонала. Снялась в “Триггере”. Веду разные проекты. Забочусь о себе, своем физическом состоянии, личностном росте, развитии. Провожу время с собаками.
— Как сейчас состояние?
— Гораздо лучше. Практически хорошо тренируюсь. И это большое счастье для меня, потому что психологическое состояние зависит от физической формы.
— У вас два Больших шлема — «Ролан Гаррос» и US Open. Вспоминаете эти турниры?
— Периодически захожу в комнату, где стоят кубки, и думаю: “Неужели это было со мной?” Но тем не менее горжусь, иногда себя щипаю, что это было правдой. Порой не верится. Как и сейчас номинация в Зал славы. До сих пор не осознаю, что это происходит. Да, мне говорили профессионалы, которые разбираются: “Ты заслуживаешь быть в Зале славы”. Я была вообще не в курсе всего этого.
Но я и в детстве не верила в себя. Когда мне тренер сказал, что я буду в топ-100 мира, я покрутила у виска и сказала, что такого никогда не будет. Потом он сказал, что я буду в топ-20. Я говорю: “Нет, ну ты вообще сумасшедший!” Я просто не думаю об этом, у меня нет конкретной одной громкой цели, как многие сейчас озвучивают. Я просто двигаюсь в этом направлении и прикладываю все усилия, чтобы быть лучшей в том, что я делаю.
— Чем отличались эти два «шлема»?
— Они были совершенно разные. Один турнир я выиграла в 19 лет. Тогда вообще не понимала, что произошло. Выиграла Большой шлем, думаю: “Ну окей”. На следующий день я сыграла пару, финал мы проиграли с Аленой Лиховцевой. Вечером вылетела на Бали и там всю неделю играла одиночку и пару. Выиграла одиночку и сыграла финал пары. В тот же вечер отправилась в Пекин. Слава богу, нас забыли записать на пару. Был момент чуть-чуть выдохнуть. В итоге проиграла финал Серене Уильямс после матчбола. Приехала в Барселону, мне тренер говорит: “Ты вообще понимаешь, что ты сделала историю? Твое имя — навсегда на кубке US Open”. Я думаю: “Ну круто”.
— А «Ролан Гаррос»?
— Этот турнир я выиграла после того, как приняла важное для себя решение переехать жить в Россию. Тогда Евгений Кафельников сказал мне: “Не переезжай, ты не сможешь здесь тренироваться и играть. Будет только хуже”.
— Потому что нет условий?
— Нет условий, много развлечений, много всего, что может тебя отвлечь. И я была рада опровергнуть это и выиграть, тренируясь в России. Евгений был, с одной стороны, прав. Тут очень сложно создать условия для тренировок. Много расхолаживающих факторов. Но мне так надо было. Я прислушивалась к себе и очень ценю это.
«А в 14 лет, когда мы ехали в Испанию без гроша в кармане…»— Тяжело было сосредоточиться на спорте?
— Моей душе было хорошо. Мне хотелось говорить по-русски, быть дома, находиться в Москве.
— Ваш папа однажды сказал, что свое вы в теннисе недобрали. Не обидно это слышать, когда всю жизнь пахали, выкладывались на максимум?
— Один тренер мне сказал очень хорошую фразу: “Когда ты поймешь, что совершенства не существует, тебе станет гораздо проще жить”.
До сих пор я этого не поняла. Мой папа — тем более. А я дочь своего отца, и в этом моменте мы схожи. Поэтому, конечно, всегда стремишься к лучшему. У папы всегда есть мнение лучше остальных. Я всегда старалась быть лучше для него. Сделала все, что могла. Недостаточно — так недостаточно. Это советская закалка. Человек, воспитавший семь олимпийских чемпионов, тренировавший мою маму, шестикратную чемпионку мира, двадцатикратную рекордсменку мира, имеет право на такое мнение.
Мама тоже говорит иногда: “Можно было и лучше”. А я отвечаю: “А в 14 лет, когда мы ехали в Испанию без гроша в кармане, ты могла мечтать о том, что есть сейчас?” Она говорит: “Это понятно. Но можно было и лучше”. Такие родители. Мы их не выбираем. Я своими горжусь, уважаю их и за все им очень благодарна.
— Вы росли в спортинтернате с мальчиками, сами называли себя пацанкой. Сложно было обрести женственность и элегантность, которые есть у вас сейчас?
— Я еще на пути. Всегда совершенствуюсь, стараюсь. Для меня всегда недостаточно. Понятно, есть, в кого иметь такое мнение. Я хожу на танцы, развиваюсь, стараюсь следить за питанием, хорошо выглядеть, покупать красивую одежду, ухаживать за собой. Мне в этом помогает Россия. Тут женщины ухаживают за собой. Ты учишься и впитываешь то, что тебе нужно.
— Вы говорили, что считали себя гадким утенком и были не уверены в себе в детстве. Откуда это взялось?
— Может, было мало похвалы по жизни. Может, мало внимания со стороны мужского пола. Я особо не думаю об этом.
— Девочки-спортсменки порой жалуются на буллинг со стороны одноклассников и сверстников. Вы сталкивались с таким?
— Может быть, буллила я, потому что сидела на последней парте и была такой решалой в классе. Как и в спортинтернате. Я была единственной девочкой, дочкой шефа. И ребята со мной соответствующе общались, спрашивали: “Как там настроение у шефа?” Я говорила: “Не, сегодня лучше не заходить”. Я себя такой важной чувствовала. Была младше всех, но выполняла роль связного между папой и ребятами. Его все жутко боялись. Я — чуть поменьше, наверное, потому что понимала, что меня никуда не выгонят.
— Вы говорили: “Мы все заканчиваем играть с психологическими травмами”. С какими закончили вы?
— Я еще не закончила. Но когда приостановила карьеру, было ощущение выжженности. Это выгорание — самое сложное. Мне очень сложно давались поражения. Это убивало меня психологически. Три дня после проигрыша тебя просто сносит. Отсутствие дома также влияло.
— Из-за постоянных разъездов?
— Да. Я говорила, что могу играть, если почувствую, что прошло выгорание, зажила травма и есть внутренняя мотивация. Просто не могу постоянно ездить. Я хочу спать в своей кровати. Такие банальные вещи люди, живущие обычной жизнью, не поймут. Я очень любила “Аэрофлот”, не только из-за прямых перелетов, но и потому что на борту подавали черный хлеб. Я хлеб не ем вообще. Но мне надо было, потому что это вкус России. Это так классно. Я приезжала, толкалась в пробках и спрашивала: “А что людям тут так не нравится? Здесь же так прекрасно”. И я чувствовала себя дома, хотя до этого Москва никогда и не была моим домом. Но я тут прилипла и не могу отлепиться.
«Не зря в Испании безработица сейчас» 
— Как боролись с чувством ненужности и одиночества за границей?
— Никак. Просто проживала это. Я тогда не думала об этом. У меня была цель — играть в теннис. Только ради этого я туда переехала. Но развития жизни и личности там нет. Москва развивает очень быстро. Ты здесь постоянно общаешься, учишься взаимодействовать с людьми.
— А чем так не нравилась Испания?
— Не то чтобы совсем не нравилась, просто ты никогда не будешь за границей дома, никогда не будешь нужен этим людям. Мне кажется, многие, кто уехал, поняли это. Там все чужое. Люди не понимают тебя, все время говорят: “Вы русские то, вы русские это…”. Мы еще хотим все быстро, привыкли крутиться. Нужно получить паспорт за три дня — найдем связи, придумаем, как это сделать. А там — нет: у нас сиеста, мы не работаем. Им достаточно среднего. Не зря у них такая безработица сейчас. А у нас все хотят расти. По крайней мере, в мегаполисе все хотят быть быстрее, выше, сильнее. Тут постоянный движ, энергия. Там такого нет. Машину в сервис отдашь, заплатишь втридорога, и тебе еще через три недели только ее починят. Даже стиральную машинку в доме починить — проблема.
Все как-то сложно. В Москве все просто: звонок — еда, звонок – такси, звонок — забронировал ресторан. А там ты как белая ворона.
— Ну а отдыхать за границу ездите?
— Мне сейчас в кайф три раза в год съездить куда-то на неделю-две. Но я никогда не рассматривала другую страну для проживания.
— Какой отдых больше любите?
— Сейчас такой плотный график, что я просто мечтаю лечь, как тюлень, на пляже и читать книжку. Тут у меня на это не хватает времени. И параллельно с этим происходит мозговой штурм, мне очень много идей приходит в голову, которые я не успеваю услышать в потоке всех дел в Москве. Ну и, конечно, хожу в тренажерный зал. Даже на отдыхе. Для здоровья нужно.
— Вы сама часто отмечаете свой перфекционизм, называете себя отличницей. Можете сказать, что у вас есть синдром отличницы?
— Нет. А перфекционизм — да. Мне надо, чтобы все было хорошо. И проблема в том, что, когда тебе недостаточно хорошо, ты съедаешь изнутри и саму себя, и окружающих. Мне всегда что-то не нравится. Я многое стараюсь не говорить, оставляю это все внутри. Стараюсь быть лояльнее и к себе, и к другим. Это постоянная работа.
— Про вашу личную жизнь есть только какие-то домыслы, легенды. В разное время приписывали романы с Вердаско, Ортегой и Феррером.
— Личная жизнь на то и личная. Ну что я буду рассказывать? Если бы было то, что всем надо знать, это бы все уже давно знали. Личной жизни может вообще не быть. Что мне говорить? Пока мне нечего рассказать этому миру.
— Тут интересно, что вы с семи лет и до сегодняшнего момента посвящаете большую часть жизни теннису. Возможно ли в таком графике выстраивать личные отношения?
— Если есть цель и ты этого очень хочешь, ты добьешься своего. Тут не надо добиваться. Просто нужно расставить приоритеты.
— Вы в какие-то периоды говорили, что хотите обычной жизни, семью, детей.
— Я не отказываюсь от своих слов.
— О чем вы мечтаете сейчас?
— Тут не порадую вас ярким ответом. Мечтаю о том, чтобы мои собаки не болели, потому что устала ездить по ветеринарным клиникам. Мечтаю, чтобы моя работа была успешна и я состоялась в чем-то другом, помимо тенниса. А про личное лучше не говорить громко. Я не хочу оголяться.
Свежие комментарии