В реабилитационном центре Анны Хоботовой детей избивали и морили голодом
В реабилитационном центре Анны Хоботовой детей и подростков били, унижали, морили голодом. Пациентов заставляли десятками тысяч раз переписывать «заклинания». История всплыла наружу, когда один из подростков оказался в реанимации с отказом почек по некоторым данным из-за многократных избиений. Сейчас консультант центра арестован, сама директор скрывается.
Как мы уже сообщали, 5 лет назад суд в Ростовской области запретил Анне Хоботовой заниматься подобной деятельностью. Свидетелем на том суде выступил врач-психотерапевт Яков Дьяконов. «МК» поговорил с мужчиной.
Скриншот: t.me/annahobotova
тестовый баннер под заглавное изображение
— Непосредственного участия в работе центра не принимал, приходил туда некоторое количество раз, — рассказывает Яков Юрьевич. — Поэтому сказать, что я наблюдал какие-то издевательства или побои, не могу. При мне ничего такого не происходило. Единственное, что могу сказать: центры постоянно переезжали. За полтора-два года они трижды сменили место. Это не очень похоже на стабильную нормальную работу. Собственно, я прекратил с ними взаимодействовать из-за несоблюдения наших договорённостей.
— По сути, любых. Я понял, что с Хоботовой не получается взаимодействовать честно и откровенно.
— Естественно, в том числе и о финансовых вопросах. Человек вёл себя, скажем так, не очень честно по отношению ко мне. Не знаю, как обстояли дела с другими сотрудниками. А когда в 2020 году всё закончилось, стало окончательно ясно, что её центры работают, мягко говоря, вне правового поля. Я же общался и со следователями, и с полицией. Тогда вынесли приговор, какое-то наказание она понесла, после этого мы больше не сотрудничали. Хотя в сентябре этого года она снова мне написала. Сказала, что продолжает работать в той же сфере, предложила возобновить сотрудничество. Но я уже не хотел.
— Мы сотрудничали в 2018-2019 годах. Тогда у меня была какая-то информация о работе центра, но мне говорили, что он один, просто переезжает с места на место. Были ли ещё центры — не знаю, возможно, да. Вы же понимаете, что такое рехабы, что это за история?
— Там часто многое происходит в тени, не всегда в рамках правил, не всегда спокойно. К сожалению, это не первый и, боюсь, не последний случай.
Туда попадали подростки где-то с 12–13 лет. Думаю, что в целом это были неблагополучные дети. Но это никак не оправдывает то, что произошло. Рехаб — история всегда закрытая, тема неоднозначная, и внутри, конечно, могут происходить очень неприятные вещи. Очень жаль, что здесь всё закончилось так.
— В рехабах почти везде сотрудников набирают из бывших зависимых. Это люди, которые находятся в «завязке», в ремиссии, так сказать. Они считаются живым примером, помогают другим и заодно денежку какую-то зарабатывают. Тем самым позволяют себе жить более-менее нормально, трезво. Поэтому отсутствие медобразования у большинства сотрудников для таких центров типично. Их можно называть как угодно: воспитатели, дежурные, следящие за порядком. В этом нет ничего неожиданного, так устроены практически все такие центры.
Что касается медицинских работников, надо понимать, что рехаб не является медцентром. Это не больница. Там может быть педиатр или терапевт, и то не круглосуточно. Медицинских манипуляций по закону там проводить не должны. Если появляются процедуры, инъекции, выдача препаратов — это уже не просто рехаб, а учреждение с медицинской деятельностью, и там обязан быть медперсонал и лицензия. Я не знаю, как было устроено конкретно в Дедовске. Если там был процедурный кабинет, делали уколы, проводили манипуляции, выдавали лекарства, тогда это уже на статью тянет. Если же это только психологическая работа, группы, занятия, то формально медицинский сотрудник там не обязателен. А если кому-то становится плохо, то вызывается «скорая помощь».
— Теоретически, мы с вами можем снять дом на окраине, назвать это реабилитационным центром, к нам будут приходить зависимые люди. Мы будем с ними разговаривать, они будут там ночевать. Само по себе это не обязательно незаконно. Всё строится на согласии: взрослые подписывают бумаги, что хотят там находиться, за подростков согласие дают родители.
Дальше есть нюансы. Подросток через день может сказать: «Я хочу домой». Но никто его, скорее всего, не отпустит. И вот тут вступают в силу методы — психологическое давление, а где-то телесное наказания. Что именно применяется, зависит от совести конкретных людей и того, насколько им позволяет воспитание.
— Всё это уже было и в Ростовской области. В 2017-2018 годах её тоже приглашали на всякого рода пресс-подходы, бесконечные интервью. Я бы не сказал, что она была медийной личностью, что её знало всё врачебное или психологическое сообщество. Но она была вхожа в разные инстанции. Депутатские площадки, встречи с представителями церкви, с правоохранительными органами… То есть в этих рамках она чувствовала поддержку от кого-то, была как рыба в воде. Они активно рекламировали себя, рассказывала, что занималась подростками, реабилитацией и так далее. Если вы посмотрите в Интернете, то найдете много фотографий, где она с батюшками, представителями правоохранительных органов. Потом, видимо, то же самое началось в Москве. Суд, скорее всего, запретил ей на какое-то время заниматься этой деятельностью. Срок прошёл, и она снова взялась за старое.
— Ничего особенного. Довольно обычный человек, без какого-то яркого впечатления, ни крайне негативного, ни восторженного. Главное впечатление у меня одно: человек не соблюдал договорённости. И в 2020 году я сам оказался на грани того, чтобы «попасть» в эту историю из-за неё. Поэтому что можно про нее говорить?
— Не знаю. Она всегда любила путешествовать, сильно работой себя не загружала. Если пострадавший в рехабе мальчик выживет — это одна история. Если угроза жизни сохранится или всё закончится трагедией, тогда, конечно, масштаб дела будет другим.
— Точных сумм я не знаю, тогда и тем более сейчас. Но, в целом, в рехабах такие цены, да.
— Нет. Про личную жизнь ничего не знаю. Каких-то условно говоря, покровителей, честно, тоже не видел, хотя пытался в своё время прощупать эту почву. Мне она скорее напоминает персонажа авантюрного склада, такого небольшого Остапа Бендера. Человека, который понимает, где можно «срезать углы», нарушить законодательство и отделаться минимальными последствиями.
Свежие комментарии